Культура насилия должна уйти в прошлое

В замечательной восточной сказке «Волшебная лампа Аладдина» джинн оказывается перед непростым жизненным выбором: кто он — друг Аладдина или раб лампы? Философская мудрость этой притчи заключается в том, что роль раба лампы была неизбежной только до тех пор, пока не был поставлен ребром вопрос об альтернативах. Как только джинн засомневался в своем предназначении, вполне доступными оказались другие варианты. И джинн успешно разрешил для себя эту дилемму, переселившись в кувшин.

На Северном Кавказе все стороны противостояния уже два десятка лет оказываются «рабами лампы» — рабами силовых методов решения конфликта. Каждый новый акт насилия множит жертвы и мучеников, поводы для ненависти и мести и с одной, и с другой стороны. Насилие порождает насилие. Есть ли выход из этого замкнутого круга или, раз выпустив джинна насилия, мы вынуждены оставаться его заложниками?

Очень хотелось бы написать, что силовой путь решения проблем терроризма и экстремизма вообще не может привести к успеху. Но это неправда. Найдутся примеры, когда решительное силовое давление государства действительно позволило победить или во всяком случае существенно ослабить терроризм. Только есть победы, которые трудно отличить от поражений.

Жесткая силовая политика — это всегда выход даже из подобия правового поля, массовое нарушение прав человека, незащищенность жизни, достоинства и собственности людей. Мирное население как между молотом и наковальней оказывается между боевиками и силовыми структурами, терпя притеснения с двух сторон. Наличие бороды для силовиков уже подозрительно, ходишь в мечеть — автоматически зачисляешься в пособники террористов. И в то же время, если у женщины муж — милиционер, это может вызвать угрозу со стороны боевиков не только для его, но и для ее жизни, и для жизни детей. Причем в пылу борьбы достаточно сложно понять, где реально идет противодействие террору, где сводятся личные счеты, а где силовыми методами решаются конфликты политических и экономических интересов. В Дагестане нам с горькой иронией говорили, что нужно поставить памятник «неизвестному ваххабиту» — на него все можно списать.

Ошибаются те, кто думает, что от силового решения кавказских проблем страдают люди только в Дагестане или Кабардино-Балкарии. Усиление численности силовых структур, их роли и престижа, рост их финансирования неизбежно укрепляют антидемократические тенденции во всей стране. Нагнетание «образа врага», дегуманизация противника апеллирует к низменным, атавистическим инстинктам толпы. От всплеска русского национализма и антикавказской истерии страдают не только выходцы из кавказских регионов. Это признак глубокого нездоровья всего общества.

Особая проблема — инстинкт самосохранения инфраструктуры насилия вне зависимости от того, нужна ли она для решения вызвавших ее к жизни проблем. В Аргентине 1970-х гг., во времена военной хунты, борьба с терроризмом шла с размахом — действовали эскадроны смерти, по всей стране были созданы концентрационные лагеря. Число жертв антитеррористической деятельности в десятки раз превысило число пострадавших от рук террористов. Когда же машине насилия в конце концов стало не хватать жертв, персонал лагерей начал обзванивать менеджеров предприятий с вопросом, нет ли у них чересчур активных и «неудобных» лидеров рабочего движения.

Силовой компонент антитеррористической деятельности неизбежно сохранится. Но при этом принципиально важно, чтобы культура насилия перестала доминировать в политике, чтобы философия силового решения была заменена философией мирного урегулирования и общественного диалога. Конечно, диалога не с теми лидерами боевиков, у которых руки по локоть в крови. Но с различными сообществами на Северном Кавказе, которые и сами страдают от разгула насилия, и порождают тех ожесточенных молодых людей, что уходят в лес и становятся убийцами.

Очевидно, это легче провозгласить, чем сделать. Тем более что делать придется в рамках того институционального ландшафта — казнокрадство, коррупция, клановость, низкая управленческая культура, — который сложился в северокавказских регионах и который не смогут быстро поменять ни просвещенные московские правители, ни утопический идеал религиозных фундаменталистов — шариатское государство. И все-таки в стране явно накоплен потенциал преобразований, и представляется небесполезным предложить несколько общих направлений и отдельных инициатив, которые могли бы повлиять на смену ориентиров.

1. Прекратить приравнивать к экстремистам последователей определенных религиозных и политических взглядов. Вошедший как в правовую сферу, так и в обиход термин «ваххабизм» плох тем, что он одновременно обозначает и принадлежность к религиозному направлению, и участие в экстремистской деятельности. В стране, законодательство которой постулирует отделение религии от государства, распространение в рамках закона тех или иных идеологических позиций не может являться основанием для преследования. Поэтому отмена «антиваххабистских» и аналогичных им региональных законов, четкое разделение в политике преступной деятельности с одной стороны и религиозных верований с другой — необходимая предпосылка процесса урегулирования. Что не только не отменяет, но даже усиливает важность неотвратимости наказания за реально совершенные преступления.

2. Поднять на федеральный уровень те инициативы по снижению конфронтации и адаптации к мирной жизни бывших боевиков, которые возникают в северокавказских регионах. На самом деле бесперспективность чисто силового решения проблемы уже осознана в большинстве республик. По меньшей мере в трех из них с большим или меньшим успехом идут переговоры о выходе молодых людей из леса. Но эффективность подобных начинаний ставится под вопрос, пока эти инициативы не получили официального признания на уровне федерального центра. До сих пор к этому процессу недостаточно привлекаются местные сообщества.

3. Активизировать в северокавказских республиках диалог по вопросам земельной реформы. Представления о том, что торможение земельной реформы на Северном Кавказе способно снизить конфликтность земельных отношений, смягчить проблемы малоземелья, предотвратить концентрацию земельной собственности и «огораживание», явно не подтвердились на практике. То, что землей распоряжались административные структуры, часто приводило к еще большим конфликтам и приносило еще больший ущерб местному населению, чем введение земли в экономический оборот. Перспектива легального получения земли в собственность могла бы стать той позитивной повесткой дня, которой так не хватает сегодня на Северном Кавказе. В условиях особого отношения к земле в регионе при проведении подобной реформы недопустимы ни торопливость, ни единообразие. Все стейкхолдеры должны предварительно договориться, а государство может так или иначе стимулировать достижение договоренностей. Но начинать этот процесс надо.

4. Предоставить образованной и талантливой молодежи из северокавказских республик каналы вертикальной мобильности в обход существующих клановых и клиентельских связей. Одним из способов продвижения в данном направлении могла бы стать особая президентская инициатива «Кадровый резерв Северного Кавказа», предусматривающая интенсивные образовательные программы. Причем не только в сфере управленческих технологий. Программы должны включать углубленное изучение иностранных языков, серьезный общегуманитарный культурный компонент. Результат подобного обучения — не только повышение человеческого капитала, а тем самым и расширение карьерных перспектив участников как в Северокавказском регионе, так и вне его, но и появление сообщества молодых активных людей из различных республик, имеющих свой, более широкий взгляд на кавказскую проблематику.

5. Начать сознательную PR-деятельность по изменению имиджа Северного Кавказа в глазах российского населения. Здесь могут быть самые разные инициативы: арт-проект «Лица Кавказа» (прямая полемика со стереотипом «лицо кавказской национальности»); продвижение северокавказских брендов сельскохозяйственной продукции и народных промыслов. Пора, наконец, начать серьезный разговор о том, что такое ислам и какие тенденции характерны для ислама в России и в мире.

Вряд ли предлагаемые меры способны быстро и неотвратимо повлиять на снижение насилия на Северном Кавказе. Культура насилия — это вирус, который общество подхватило достаточно давно и от которого нет надежного лекарства. Но, как в сказке про Аладдина, важно не воспринимать доминирование силовых методов как неизбежность, искать и проводить в жизнь альтернативные решения. А куда переселяться джинну, найдется — на Кавказе делают отличные кувшины.

Автор — руководитель научного направления «Политическая экономия и региональное развитие» Института экономической политики имени Гайдара