Прием по наличным вопросам

Дата публикации
Понедельник, 19.03.2001

Авторы
Егор Гайдар Владимир Змеющенко

Серия
"Профиль"

Аннотация
Спад американской экономики, продолжающийся уже почти год, и обвал на прошлой неделе основных биржевых индексов (Nasdaq и Dow Jones) породили естественные предположения о грядущей девальвации доллара. О том, в какой валюте лучше хранить свои деньги и что будет с долларом, рассказал «Профилю» директор Института экономики переходного периода Егор Гайдар.

«Профиль»: Егор Тимурович, в последнее время много говорится о приближающейся девальвации доллара и укреплении евро. Что вы думаете по этому поводу?

Егор Гайдар: Все это, на мои взгляд, имеет мало отношения к реальности. В последние два года курс евро по отношению к доллару претерпел довольно значительные колебания — от 117 до 81 цента за евро. Надо понимать, что весь мир сейчас живет в условиях относительно новой системы валютных курсов, которая необычна для мировой денежно-финансовой истории. Открытый глобальный валютный рынок без золотого стандарта при крайне слабом контроле за движением капитала — новая реальность последних двух десятилетий. Существование трех мировых валют (доллар, иена, евро) — новая реальность последних трех лет.
Не нужно преувеличивать объем знаний по поводу того, как эта система работает. Опыт последних двадцати лет показывает лишь, что для этой системы характерны значительные колебания курсов при сохранении в долгосрочной перспективе относительно стабильного их соотношения. Иена колебалась между 80 и 150 за доллар. Колебания европейских валют по отношению к доллару также были довольно серьезными. Наиболее вероятно, что в ближайшие пять лет курс евро будет составлять 1—1,1 доллара за евро. Другое дело, что в течение этого времени вполне возможны довольно значительные скачки в промежутке, например, от 80 до 130 центов за евро.

«П.»: Эти колебания не могут привести к масштабному финансовому кризису?

Е.Г.: Эти колебания ни к каким масштабным финансовым кризисам не приводят. Хотя, безусловно, имеют значение для импортеров-экспортеров, финансистов и т.п. Более того, такие колебания не отражаются даже на уровне инфляции. Почти двукратный рост и падение курса иены в последние годы практически не повлияли на инфляцию в Японии. Колебания доллара по отношению к евро не привели к изменению уровня инфляции в США. В стабильных экономиках с высокой долей денег в ВВП и отсутствием традиций перевода денег в другую валюту такие колебания касаются лишь некоторых субъектов экономики. Более того, сейчас рост курса евро довольно благоприятен для российской ЭКОНОМИКИ.

«П.»: Почему?

Е.Г.: Прежде всего потому, что россия — страна с долларовой экономикой. Причем наш экспорт в большей степени номинирован в долларах, а импорт — в евро. Резкое падение курса евро к доллару на протяжении последних двух лет привело к реальному укреплению рубля. Поэтому ничего более благоприятного, чем рост евро, для нашей экономики и быть не может.

«П.»: Большинство наших граждан хранят деньги в виде наличных долларов. Может быть, укрепление евро — сигнал к тому, чтобы перевести сбережения в европейскую валюту?

Е.Г: Не думаю. Главное — не обращать на эти колебания большого внимания, если только вы не занимаетесь валютными спекуляциями. Вначале будет рост, затем откат и падение, потом снова рост и т.п. Но в целом если вы хотите понять, сколько будут стоить ваши накопления в евро, то вы сильно не ошибетесь, если предположите, что в течение ближайших пяти лет их надо перерасчитывать по соотношению 1 евро = от$1 до $1,10.

«П.»: Возможна ли ситуация, когда евро станет новой резервной валютой и вытеснит доллар с мировых денежных рынков?

Е.Г.: Аумаю, что стратегически соотношение доли евро и доллара в структуре валютных резервов будет меняться в пользу евро. Это очень длительный, десятилетний процесс. Процесс нормальный и позитивный, который сделает систему более сбалансированной. Но дело в том, что американская валюта значительно менее чувствительна к колебаниям международной напряженности. Если где-то возникают проблемы и за-морочки, приток валюты в доллар и американские ценные бумаги — характерное явление. Поэтому за стабильность доллара переживать не стоит.

«П.»: Чем вы объясняете большую по сравнению с евро стабильность доллара?

Е.Г: Это связано с тем, что большинство инвесторов оценивают экономическую и политическую ситуацию в США как более стабильную, чем в Европе. Доллар имеет более длинную историю существования как денежная система, Америка находится за океаном, она менее уязвима для перебоев с ресурсами и т.д. и т.п.

«П.»: В ситуации роста курса евро возможен ли массовый сброс долларов?

Е.Г: Маловероятно. Ведь существует очень немного экономик (по доле в мировом хозяйстве), которые ориентированы на иностранные валюты. Например, Япония имеет в мировых деньгах значительно большую долю, чем Россия, Восточная Европа и СНГ вместе взятые. При этом значительные колебания курса иены к доллару никак не сказались на денежном поведении населения Японии. Они ориентированы на собственную валюту, собственную инфляцию, собственные цены. То же касается и Европы. Есть экономики, которые сильно зависимы, например, от немецкой марки или доллара. Но поведение населения этих стран тоже довольно стабильно и привязано к привычной валютной единице. Когда марка колебалась по отношению к доллару, в Хорватии или Болгарии, экономики которых завязаны на марку, никаких сбросов марки замечено не было. То же самое будет происходить и в долларизированных экономиках просто в силу традиции.

«П.»: Ваш прогноз относительно «долларованного» поведения наших соотечественников?

Е.Г.: Думаю, что реакция будет относительно спокойной. Наличные евро еще не появились. Они будут только в 2003 году. Кроме того, поведение населения в любом случае инерционно. Предполагать, что все начнут доставать деньги из чулка и срочно с огромными потерями менять доллар на евро, вряд ли стоит. Так что владельцам наличных сбережений беспокоиться не нужно. Другое дело, что постепенно долларовая часть сбережений населения будет уменьшаться. И потому, что стабилизация экономической ситуации неизбежно вызовет увеличение сбережений рублевых, и потому, что постепенно в общем объеме денежных сбережений будет расти доля евро. Ведь в Европу ездят чаще, чем в Америку. Но это, повторяю, процесс длительный.

«П.»: Тогда откуда возник слух о том, что доллар будет девальвирован?

«Е.Г»:Не знаю, не люблю гадать. Возможно, потому что любая новость для СМИ — это лучше, чем ее отсутствие. Подавляющее большинство серьезных специалистов, в том числе на Западе, думают приблизительно то же, что я уже изложил.

 «Россия — страна с долларовой экономикой. Причем наш экспорт в большей степени нонинирован в долларах, а импорт — в евро. Поэтому рост европейской валюты для нас крайне выгоден» 

«Американская валюта значительно меньше других мировых валют чувствительна к колебаниям международной напряженности. Поэтому за стабильность доллара переживать не стоит»

«П.»: Может быть, такой слух запущен с целью ускорить перетекание денег из чулков в банки?

«Е.Г»:Не думаю, что слух способен решить эту проблему. Такое перетекание связано с уровнем инфляции и стабильностью курса и зависит от них. Ведь люди держат деньги в долларах не по злой воле. Они видели и быстрое обесценивание российской валюты, и периоды высокой инфляции. У них исчезли денежные иллюзии. Хотя понятно, что хранить деньги в надежном банке, где они приносят приличный процент, значительно удобнее, чем в чулке под кроватью, откуда их могут украсть, отнять. Да и процента они не приносят. Вопрос лишь в доверии к национальной валюте.

«П.»: Когда, по вашему мнению, появится доверие к рублю и появится ли оно вообще?

«Е.Г»:Если экономика будет развиваться нормально, разумеется, появится. Этот процесс, по опыту других стран, начинается при уровне инфляции ниже 20% и ускоряется при уровне инфляции ниже 10%. В этих условиях быстрее растет спрос на национальную валюту, увеличиваются сбережения и т.п. Но за несколько месяцев здесь ничего не происходит. Нужны годы. Для того чтобы выйти на уровень монетизации, характерной, например, для Польши, потребуется лет 7—8.

«П.»: Если мы отстали даже от Польши на столько лет, стоит ли говорить о возможности конкурировать с развитыми странами?

«Е.Г»:Почему нет? Есть европейское чудо — создание базы для интенсивного экономического роста на базе частной собственности и развития торговли. За последние два века это радикально изменило лицо цивилизации. Для некоторых стран институты такого рода были органичны. Многие другие должны были делать выбор — либо отвечать на эти вызовы, либо оставаться нищими и бедными. Мы выбрали очень своеобразный и опасный ответ — социалистический эксперимент. Сейчас нужно менять систему ответов. Есть масса стран, которые в те или иные периоды своей историй были безнадежны. Например, Япония после Второй мировой войны. А уж что Южная Корея к концу века окажется в том положении, в котором оказалась, в 1964 году никто и подумать не мог. Если бы мы обсуждали экономические реалии XII века, мы бы пришли к выводу, что Европа лишена каких бы то ни было шансов догнать бесконечно опередивший ее Китай. Вывод таков: в нашем радикально меняющемся мире важны не столько формальные показатели, сколько умение приспосабливаться к его изменениям. Вопрос лишь в том, сумеем ли мы создать необходимые для этого институты.

«П.»: Разделяете ли вы ту точку зрения, что приход во власть Владимира Путина — это новый этап в развитии не только политической, но и экономической системы россии?

«Е.Г»:Начавшийся в России экономический рост имеет мало отношения к тому, что пришел Путин. Произошел крах индустриального социализма. Старая экономика «схлопнулась», но новая автоматически не возникла. Для этого нужно время. Польше потребовалось три года, России — шесть лет для того, чтобы сформировалась критическая масса прилично управляемых предприятий, производящих конкурентоспособную продукцию и т.п. Именно это обеспечивает рост. Реформы, которые начались в 2000 году, едва ли могут обеспечить рост, начавшийся в 1999 году. Путин тут ни при чем. Другое дело, что рост нужно поддерживать. Классический пример — Чехия, экономика которой росла, но затем, не справившись с внутренними проблемами, начала стагнировать. Хотелось бы, чтобы устойчивый рост все же был обеспечен и реформы шли быстрее. Что-то удается, что-то нет. Однако удается не так уж мало. В частности, налоговая реформа, которую принято критиковать, уже дает результаты.

«П.»: Какие?

«Е.Г»:Введение 13-процентного подоходного налога, пока все обсуждали, хорош он или плох, привело к росту реальных поступлений в январе на 60%. Я, честно говоря даже не ожидал таких радикальных результатов.

«П.»: Надолги ои вводится такой либеральный налог?

«Е.Г»:Путин заявил, что на долго. Что будет через двадцать лет, конечно никто не знает, но, особенно учитывая, как хорошо это работает, в ближайшие лет пять никто это трогать не будет.

«П.».: Участвуете ли вы сейчас в реальном управлении экономикой? Советы даете?

«Е.Г»:Советы стоит давать, когда их просят.

«П.»: А что не просят?

«Е.Г»:Иногда просят. Стараюсь не отказывать.

«П.»: А кто просит?

«Е.Г»:Не хочу это комментировать.

«П.» Вас считают идеологом Союза правых сил. Как вы оцениваете роль партии в Думе? Оправдала ли она надежды на то, что станет «мозговым центром» парламента?

«Е.Г»:Да, я отвечаю в СПС за идеологию. Уверен, что ряд вещей в Думе никогда не были бы реализованы, если бы не СПС. В частности, я имею в виду налоговую реформу. И вообще вы представляете, что такое - создать коалицию в Думе для проведения подобного решения? Чтобы его провести технически, отбить массу лоббистских атак, противостоять коалиции левых, профсоюзов т. п. Если бы наше присутствие в Думе было больше, реформа могла бы быть радикальнее. Любая реформа сложна административно и требует больших усилий. Если бы завтра Буш сказал, что в следующем году собирается провести десять серьезных реформ, было бы ясно, что он не проведет ни одной. Так же устроено все и у нас. Это трудоемко, это требует согласований и т. п. Правительство России не то чтобы не хочет действовать быстро – оно не знает, что оно хочет сделать в этом году. Есть некая хорошая программа. Но понятно, что все ее пункты сразу выполнить просто нельзя. Три – четыре можно. Какие – правительство еще не решило. Чем дольше будет решать, тем больше шансов, что не проведут ни одной.

«П.»: О каких конкретно задачах вы говорите?

«Е.Г»:Их много. Банковская реформа, пенсионная реформа, реформа системы социальной защиты, реформа финансирования образования, здравоохранения, земельная реформа, укрепление гарантий прав собственности, членство в ВТО и т.д. Если пытаться все сделать вместе, не будет ничего.

«П.»: Что считаете приоритетным лично вы?

«Е.Г»:Я считаю, что нужно продолжить налоговую реформу, принять хорошее земельное законодательство и пакет законов по дерегулированию экономики. В качестве резерва можно было бы держать вопросы вступления России в ВТО.

«П.»: Недавно в Думу был внесен проект главы 25 второй части Налогового кодекса, предлагавший взимать налог не с прибыли, а с дохода предприятий. Это что — непрофессионализм, провокация, способ давления на Думу? (Подробнее о налоге на доходы см. «Профиль» № 4, 2001.)

«Е.Г»:В представленном варианте закона, безусловно, были очень серьезные проблемы. Но подавляющее большинство людей, которые отнеслись к нему как к катастрофе, просто этот проект не читали. Базировались лишь на слухах, которые поддерживались понятными интересами. Ведь главное было в том, что ускоренная амортизация в целом для экономики дает больше, чем инвестиционные льготы, которые пытались отменить. Но для нефтяных компаний инвестиционные льготы существенно важнее, чем ускоренная амортизация. Нефтяные компании более консолидированы и лучше умеют отстаивать свои интересы. Поэтому информационная кампания вокруг законопроекта преследовала понятные цели.

«П.»: Насколько сейчас в нашей политике и экономике превалируют интересы крупных компаний и соотносятся ли они с интересами государства и граждан?

«Е.Г»:Той олигархической экономики, которая была в России в 1995—1998 годах, действительно больше нет. Тогда существовала очень ограниченная группа крупных бизнесменов, которые небезосновательно считали себя подлинными руководителями страны. Причина проста. Процесс разделения собственности и власти быстрым не бывает. Это был переходный этап, он позади. Часть «олигархов» новые правила не приняли. Они в большинстве своем сейчас за границей. Есть те, которые приняли, остались влиятельными, у них большие возможности в лоббировании собственных интересов и т.п. Но они уже не являются реальными правителями страны.

«П.»: А какая сейчас система, если не олигархическая?

«Е.Г»:Пока еще система с очень коррумпированной властью, с находящимся в стадии становления гражданским обществом, с неравными правилами игры. Но это уже новая реальность. Государство стало намного сильнее и будет укрепляться. 

« Есть масса стран, которые в те или иные периоды своей истории были безнадежны. Например, Япония после Второй мировой войны. И это не помешало ей совершить экономический рывок. Так что у России есть свой шанс прорыва»

«П.»: Что делать дальше?

«Е.Г»:Стратегически все понятно. Прежде всего нужно, чтобы власть принимала как можно меньше решений и чтобы принимающих решение стало тоже меньше, но они были бы профессионалами с гораздо более высокой зарплатой.

«П.»: Это как-то слишком глобально...

«Е.Г»:Но власть должна понять это и с этим согласиться. Дальше — технология. Другое дело, есть ли политическая воля.

«П.»: А она есть?

«Е.Г»:Возможно, понимание есть. Но власть должна определиться с приоритетами. Пока не определилась.

«П.»: Вы сейчас рассуждаете с точки зрения глобальной экономики или с точки зрения одного отдельно взятого человека?

«Е.Г»:И с точки зрения экономики, и с точки зрения каждого отдельного человека. Если все в экономике будет плохо, то, например, у бабушки-пенсионерки будет еще хуже. Перераспределить можно только то, что есть. Это нужно сделать разумно и таким образом, чтобы бабушке досталось от государства больше, чем тем, кто нуждается меньше. Любые макроэкономические рассуждения имеют четкого социального адресата.

Перейти к другим выпускам