Лизинг как композитарная конструкция

Аннотация
В работе приводится дальнейшее обоснование выдвинутой С. Шаталовым теории композитарности, согласно которой «классический» лизинг – комбинация договора купли-продажи между продавцом и EC и договора аренды между LC и лизингополучателем, где: EC (emptor compositus) – покупатель, состоящий из лизингодателя и лизингополучателя, между которыми определенным образом распределяются права и обязанности покупателя; LC (locator compositus) – арендодатель, состоящий из лизингодателя и лизингополучателя, между которыми распределяются права и обязанности арендодателя.

Entia non sunt multiplicanda praeter necessitatem [1]

Универсальный методологический принцип, известный как «бритва Оккама».

Возможно, Вы не согласитесь со мной, но мне представляется,
что при анализе лизинга … не следует идти от каких-либо искусственных догм,
втискивая в них реальные жизненные отношения, а стоит поступать как раз наоборот…

Суханов Е.А. Полемика о будущем, которое закладывается сегодня
(рецензия проф. Е.Суханова на статью С.Шаталова [2] )
// Хозяйство и право. 2001, № 9. С. 130 – 131.

Многие проблемы, связанные с правовым регулированием лизинга в России и за рубежом, на национальном и на международном уровне, возникают благодаря неверной квалификации лизинга, а она, в свою очередь, во многом порождена такими, по-видимому, взаимообусловленными факторами, как:

• необъективное представление экономического смысла лизинга;
• кажущаяся сложность, необычность лизинговых отношений в цивилистическом плане;
• путаница их публично- и частноправовых аспектов;
• терминология, используемая для обозначения и при описании этих отношений;
• игнорирование качественно нового явления в развитии экономических отношений и задачи, поставленной перед правом этим явлением.

Мною была предложена свободная от до сих пор существующих типичных заблуждений интерпретация лизинга как комбинации договора купли-продажи между продавцом и EC и договора аренды между LC и лизингополучателем, где:

EC (emptor compositus) – покупатель, состоящий из лизингодателя и лизингополучателя, которые определенным образом распределяют между собой права и обязанности покупателя (в частности, лизингодатель получает право собственности на покупаемый товар и оплачивает его, а лизингополучатель получает право предъявления продавцу требований в отношении качества товара);

LC (locator compositus) – арендодатель, состоящий из лизингодателя и продавца, которые определенным образом распределяют между собой права и обязанности арендодателя (в частности, лизингодатель является собственником передаваемого в аренду имущества и получателем арендных платежей, а продавец несет ответственность перед арендатором за качество имущества).

Как раз одновременное образование и существование EC и LC, каждый из которых представляет собой единого должника и кредитора своего контрагента, позволяет и лизингодателю, и лизингополучателю, и продавцу достичь того экономического результата, к которому каждый из них стремится. Ведь, несмотря на кажущуюся многим исследователям сложность лизинговых отношений, их экономический смысл – “старые добрые” сбыт и наем, которые должны юридически оформляться в виде договоров соответственно купли-продажи и аренды.

Продавцу нужно продать вещь. При этом не имеет значения, каким образом покупатель ею распорядится. Важно лишь то, что в отношении продавца покупатель (EC) имеет права и несет обязанности по договору купли-продажи.

Арендатору (лизингополучателю) нужно получить во временное пользование ту же вещь. При этом не имеет значения, каким образом она оказалась в собственности арендодателя. Важно лишь то, что в отношении арендатора арендодатель (LC) имеет права и несет обязанности по договору аренды.

Лизингодателю нужно стать собственником той же вещи по договору купли-продажи и получателем арендных платежей по договору аренды этой вещи, но не нужно и нет необходимости быть ни покупателем, ни арендодателем.

Лизингополучатель для достижения собственной цели соглашается образовать с лизингодателем EC в договоре купли-продажи и стать арендатором в договоре аренды с LC (см. выше), поскольку при осуществлении прав и исполнении обязанностей покупателя (EC) лизингополучатель одновременно осуществляет права и исполняет обязанности арендатора по договору аренды с LC.

Продавец для достижения собственной цели соглашается образовать с лизингодателем LC в договоре аренды и стать продавцом в договоре купли-продажи с EC (см. выше), поскольку при осуществлении прав и исполнении обязанностей арендодателя (LC) продавец одновременно осуществляет права и исполняет обязанности продавца по договору купли-продажи с EC.

Снова обращаю внимание на то, что отношения сбыта (купли-продажи) и найма (аренды) имеют одинаковую степень значимости и при квалификации лизинга нельзя одно из них считать основным (главным, первичным) или вспомогательным (второстепенным, вторичным). В лизинге нет какой-либо общей цели, к достижению которой стремились бы и лизингодатель, и лизингополучатель, и продавец. Для продавца смысл лизинга заключается в возможности сбыта товара, а для лизингополучателя – в возможности найма имущества. Какое-либо особое выделение одного из этих экономических и предопределяемых ими юридических отношений при квалификации лизинга противоречит здравому смыслу (объективной экономической реальности). [3]

Многие специалисты, тем не менее, считают, что приоритет имеют отношения по передаче имущества во временное пользование (отношения лизингодателя с лизингополучатем), однако встречающиеся попытки обоснования подобных точек зрения, в свою очередь, строятся на необъективном, искусственном наборе исходных посылок.

Так, М.Джованьоли считает, что, несмотря на многообразие встречающихся на практике модификаций лизинга, сама сущность сделки остается во всех случаях инвестиционным кредитом, гарантированным правом собственности, в связи с чем сущность лизинга проявляется в принципе одинаково как в классической лизинговой операции (l’op'eration classique de cr'edit bail), так и в возвратном лизинге (le lease-back), и, таким образом, естественно начинать юридический анализ лизинговой операции с ее самой простой формы, каковой является возвратный лизинг, где обе фазы – “осуществление инвестирования” и “финансирование” – еще четко различаются, что значительно облегчает наблюдение и понимание рассматриваемых юридических отношений. Эти две фазы смешиваются в классической лизинговой операции, составляющие которой не всегда ясно различались, особенно благодаря вмешательству поставщика (продавца или строителя) финансируемого имущества. Обращается внимание на то, “что поставщик финансируемого имущества появляется лишь малозаметным образом, в начальной фазе договора, в “трехсторонней” операции кредит-аренды классического типа, и что он полностью отсутствует в возвратном лизинге”, и предлагается “ограничиться на первое время исследованием двусторонних “внутренних” отношений между лизингодателем (cr'edit-bailleur) и лизингополучателем (preneur), прежде чем позже приступить к изучению их “внешних” отношений с третьими лицами...”. [4]

При этом указанный автор не рассматривает как кредит-аренду (лизинг) прямой лизинг, где непосредственное вмешательство производителя или поставщика, желающего прежде всего расширить свои рынки сбыта, будто бы полностью меняет экономическую природу операции, которая принимает характер не столько финансовый, сколько торговый, в то время как истинный лизингодатель – чистый финансист, “bailleur de cr'edit”, не принимающий на себя, в отличие от продавца (поставщика, производителя), никакой ответственности в отношении имущества, составляющего объект сделки. [5]

В подобных рассуждениях присутствуют следующие недостатки.

Во-первых, принимаются во внимание лишь отдельные характеристики лизинга при игнорировании или умалении значения остальных. А ведь, например, в экономическом смысле возвратный лизинг отличается от лизинга уже хотя бы отсутствием целей сбыта и найма, которые, однако, присутствуют в прямом лизинге. Прообразом “классического” лизинга логичнее считать прямой лизинг, при котором еще не происходит перенесение части функций арендодателя с производителя на “чистого финансиста”. Не менее логично предположить происхождение «классического» лизинга просто из двух совершенно самостоятельных договоров, заключаемых и исполняемых в строгой и очевидной хронологической последовательности: 1) купли-продажи между производителем и будущим арендодателем и 2) аренды (прямого лизинга) купленной по первому договору вещи. Вряд ли нужно доказывать, что нельзя объективно говорить о перво- или второстепенности того или иного из этих договоров, об определяющей роли какого-либо из трех участников, о принципиальности инициативы кого-либо из них вступить в соответствующие договорные отношения и т.п. Когда же эти два договора как бы накладываются друг на друга с перенесением части функций арендодателя на продавца и части функций покупателя на арендатора и возникает «классический» лизинг, то многим авторам почему-то начинает казаться, что приоритет имеют отношения по пользованию вещью, что именно лизингополучатель должен выбирать продавца и обращаться к лизингодателю с просьбой приобрести вещь у этого продавца, что сначала заключается «договор лизинга» и т.п.

Во-вторых, налицо та самая путаница публично- и частноправовых аспектов. Размер денежного предоставления не имеет значения для частноправовой квалификации лизинга. То обстоятельство, что при взгляде на лизинг как экономическую категорию и в “классическом”, и в возвратном (и в прямом) лизинге усматриваются элементы кредита, не дает оснований усматривать какое-либо сходство “классического” и возвратного (и прямого) лизинга в гражданско-правовом смысле, хотя, разумеется, может иметь значение, например, для налогового права.

При квалификации лизинга не должны сбивать с толку и такие (пусть даже законодательно установленные) термины, как “кредит-аренда” или “финансовая аренда”.

Не должно вводить в заблуждение и то, что за комплексом отношений, существующих между продавцом, лизингодателем и лизингополучателем, закрепилось наименование “лизинг (leasing)” (от англ. lease), а не, например, “сейлинг (saling)” (от англ. sale).

Затруднять понимание существа лизинга могут даже названия, закрепившиеся за его участниками. Так, термин “продавец” указывает на наличие у соответствующего участника лизинговых отношений функций продавца, но не отражает наличие у него же функций арендодателя.

Очевидно, что и пресловутая необычность взаимоотношений именно продавца с лизингополучателем – проблема надуманная. Эти отношения, естественно, выглядят необычными, если допустить существование договоров между лизингодателем и лизингополучателем и между продавцом и лизингополучателем. Огромное количество авторов пытаются рассуждать о природе лизинга, представляя именно такую ситуацию, но веря в ее существование без доказательств.

Однако не менее логично считать, что лизинг состоит из договоров между продавцом и лизингополучателем и между лизингодателем и лизингополучателем. При таком подходе необычными кажутся отношения продавца с лизингодателем. Не менее логично считать также, что лизинг состоит из договоров между продавцом и лизингополучателем и между лизингодателем и продавцом. При таком подходе необычными кажутся отношения лизингодателя с лизингополучателем. Следует обратить внимание, в частности, на то, что отношения продавца с лизингополучателем можно одинаково обоснованно считать как договором купли-продажи, так и договором аренды, где часть прав и обязанностей соответственно покупателя и арендодателя переносится на третье лицо – лизингодателя.

Уже сама равная логичность признания существования всех этих трех конструкций свидетельствует о нелогичности признания существования какой-либо из них.

Нельзя также, подобно законодателю, исходить из того, что сначала заключается договор аренды [6] между лизингодателем и лизингополучателем, а затем – договор купли-продажи между лизингодателем и продавцом. Потенциальные лизингодатель и лизингополучатель, действительно, могут договориться вступить в лизинговые отношения в случае, если в них согласится участвовать и продавец. Но сущность лизинга не зависит от того, какие именно два его будущих участника достигли такой условной договоренности, прежде чем в лизинговые отношения согласился вступить и третий.

В каком бы хронологическом порядке не договаривались между собой потенциальные участники лизинга, важно то, что они выражают согласие на рассматривавшееся в начале настоящей работы принципиальное для лизинга распределение прав и обязанностей между продавцом, лизингодателем и лизингополучателем.

Считаю, что моя конструкция может противостоять даже столь фундаментальным замечаниям Е.А.Суханова:

«Представляется, что и предложенная Вами концепция небезупречна, особенно с позиций “чистого цивилистического взгляда” (с. 17 статьи). Она сводится к предложению объединить некоторых участников лизинговых отношений, с одной стороны, в купле-продаже (рассматривая лизингодателя и лизингополучателя как единого покупателя), а с другой – в аренде (рассматривая продавца и лизингодателя как единого арендодателя) (с. 19 – 20). С “классических” позиций это означает, что в составляющих лизинг договорах имеется множественность лиц, во-первых, на стороне покупателя, а во-вторых, на стороне арендодателя”. Солидарной множественности в данном случае заведомо нет, а при долевой невозможна ситуация, когда одному из дольщиков принадлежат только одни права или обязанности, а другому – совершенно иные, и, таким образом, вариант “расщепления статуса” стороны договора тоже не вписывается в классические подходы.

По мнению Е.А.Суханова, «при анализе лизинга, как и ряда других новых институтов российского договорного права (например, агентского договора или договора доверительного управления), не следует идти от каких-либо искусственных догм, втискивая в них реальные жизненные отношения, а стоит поступать как раз наоборот (как это всегда прекрасно делалось в римском частном праве). “История” с лизингом напоминает историю с договором перевозки, который, как известно, в русской дореволюционной литературе, в частности Г.Ф.Шершеневичем, характеризовался лишь как “набор” элементов пяти известных договоров (подряд, хранение, комиссия и т.д.) и стал рассматриваться как самостоятельный лишь в советское время. Не исключено, что подобная судьба уготована и лизингу.” [7]

Вполне естественно по мере появления новых, ранее не существовавших видов экономических отношений оформлять их новыми, ранее неизвестными договорами. Но в том-то и дело, что в лизинге такая новизна отсутствует: отношения купли-продажи (emptio-venditio) и аренды (locatio-conductio rerum) давно и хорошо известны гражданскому праву. Как раз моя интерпретация лизинга, основанная, в отличие от остальных, на объективном рассмотрении всего комплекса отношений между лизингодателем, лизингополучателем и продавцом, и позволила увидеть, что лизинг состоит из таких полноценных типичных договоров. Что касается выделяемого другими авторами и законодателем собственно договора лизинга (понимается ли под ним двух- или трехсторонний договор, разновидность аренды или отличный от нее гражданско-правовой институт), то взаимоотношения сторон этого договора, конечно, кажутся весьма необычными и не соответствующими общим научным представлениям о договорах.

По поводу сравнения лизинга с договором перевозки можно сказать следующее. Является ли договор перевозки самостоятельным или представляет собой смешанный договор, – в любом случае это договор между одной парой контрагентов (так же, как упомянутые агентский договор и договор доверительного управления), в то время как лизинг, будучи комбинацией двух заключаемых одновременно договоров между разными парами контрагентов, отличается более сложной структурой договорных отношений. При иных, отличных от моего, подходах, действительно, может возникать повод усматривать в вышеупомянутом собственно договоре лизинга смешанный договор и рассуждать о том, в каких случаях и руководствуясь какими критериями договор следует рассматривать как новый самостоятельный, а в каких – как набор элементов уже известных договоров.

Согласен, что при анализе лизинга “не следует идти от каких-либо искусственных догм, втискивая в них реальные жизненные отношения, а стоит поступать как раз наоборот”, но не принимаю в качестве общецивилистической аксиомы утверждение, что участие двух или более лиц на одной стороне в обязательстве означает не иначе как множественность лиц в обязательстве. И при анализе лизинга я не иду от этой догмы, втискивая в нее реальные жизненные отношения купли-продажи и аренды. Явление, при котором происходит расщепление статуса сторон взаимосвязанных договоров (в данном случае – купли-продажи и аренды), образование композитов (в данном случае – EC и LC), я назвал композитарность (compositaritas). В случае с лизингом имеет место композитарность лиц на стороне покупателя в договоре купли-продажи и на стороне арендодателя в договоре аренды.

В пользу такого подхода свидетельствуют также следующие наблюдения.

Возникновение по мере развития экономики все новых видов отношений между субъектами экономической деятельности – объективно обусловленное явление, замеченное наукой и кажущееся сегодня очевидным. Вот уже на протяжении тысячелетий право занимается выполнением задачи, которую ставит перед ним это явление (далее – первичное явление), – оформляет возникающие экономические отношения, стараясь отразить их особенности и при этом встроить в общую систему правового регулирования. С этим, действительно, достаточно успешно справлялось в условиях современной ему экономики еще римское частное право, достижения которого для выполнения той же задачи успешно используются и в сегодняшних экономических условиях.

Но, по-видимому, лишь вместе с лизингом в развитии экономических отношений возникло качественно новое явление – своеобразное усложнение структуры уже существующих отношений (далее – вторичное явление), и право теперь должно выполнять и вторую задачу – оформлять это усложнение структуры уже оформленных при выполнении первой задачи экономических отношений, опять-таки отражая особенности возникающей структуры и при этом встраивая ее в общую систему правового регулирования. Наука, тысячелетиями наблюдавшая исключительно первичное явление, ориентировавшаяся исключительно на него и в принципе не допускавшая возможности существования какого-либо иного, вторичное явление пока не заметила. Поэтому, какую бы степень новизны и необычности право не приписывало лизингу, оно не замечает качественной новизны самой поставленной в данном случае задачи и пытается объяснить лизинг так, как если бы речь шла о первичном явлении [8] , будь то попытки объяснения с помощью традиционных договоров (их элементов) или путем признания появления нового договора. [9]

Уже на основании изложенного представляется, что результаты таких попыток неизбежно противоречат общим началам и смыслу гражданского законодательства, не говоря уже об общих положениях о купле-продаже и аренде, а также (и поэтому) плохо приспособлены к регулированию лизинговых отношений.

Лизинг – пример усложнения структуры старых, но не появления новых договорных отношений между участниками гражданского оборота.

Композитарность, в отличие от множественности лиц, действительно, не соответствует «классическим», то есть сложившимся в процессе обслуживания первичного явления, представлениям, и в принципе не нужна первичному явлению, но ее использования со всей объективностью требует вторичное явление, примером которого и является лизинг.

Композитарная интерпретация лизинга позволяет наиболее полно распространить на него общие правила, установленные применительно к договорам купли-продажи и аренды, и благодаря этому позволяет, как никакая другая, решать теоретические и практические задачи.

Приведу “реальный жизненный” пример.

“Ни Гражданский кодекс, ни Закон о лизинге не предусмотрели последствий на тот случай, когда у покупателя-арендодателя или арендатора при нарушении продавцом своих обязательств по договору купли-продажи остается единственная возможность: расторгнуть договор купли-продажи лизингового имущества. Что в этом случае должны предпринять стороны лизингового договора? Это не теоретический вопрос, так как вероятность возникновения такой ситуации велика и арендатор с арендодателем должны заранее предусматривать последствия ее возникновения.

На практике стороны устанавливают в лизинговом договоре, что при невыполнении продавцом требований арендодатель обязан расторгнуть договор купли-продажи предмета лизинга. В этом случае арендатор может определить нового продавца и обратиться к арендодателю с просьбой о заключении нового договора купли-продажи предмета лизинга или арендодатель и арендатор расторгают лизинговый договор. При этом арендодатель возвращает арендатору суммы, уплаченные последним по лизинговому договору, за вычетом суммы понесенных арендодателем в течение срока действия лизингового договора расходов, связанных с осуществлением данной лизинговой сделки. Указанная практика должна быть закреплена в нормативном акте.” [10]

При взгляде на лизинг как композитарную конструкцию подобных сложностей не возникает. Отношения между продавцом и лизингополучателем являются одновременно отношениями:

• купли-продажи между продавцом и EC, представляемым лизингополучателем, и
• аренды между лизингополучателем и LC, представляемым продавцом.

Если, например, продавец обязуется передать предмет лизинга лизингополучателю и не исполняет этой обязанности, это означает следующее:

1. Продавец не исполняет своей обязанности передать товар EC и несет перед ним ответственность за неисполнение этой обязанности. При этом в случае расторжения договора купли-продажи (с одновременным расторжением договора аренды) продавец возвращает EC в лице лизингодателя цену товара, уплаченную лизингодателем по договору купли-продажи.

2. LC не исполняет своей обязанности передать арендатору имущество и несет в лице продавца ответственность перед арендатором за неисполнение этой обязанности. При этом в случае расторжения договора аренды (с одновременным расторжением договора купли-продажи) LC в лице лизингодателя возвращает арендатору суммы, уплаченные последним по договору аренды.

В предыдущих моих статьях были показаны преимущества предлагаемой теории применительно к международно-правовому регулированию лизинга [11] и устранение проблем, связанных с государственной регистрацией лизинга недвижимости [12] .

Вообще, предлагаемый мной отказ от частички устоявшихся представлений не только позволяет сохранить в неприкосновенности оставшуюся их часть, но и открывает обширные возможности ее эффективного использования.

С целью формирования у читателя возможно более глубокого, систематизированного, комплексного видения проблемы представляется уместным здесь же рассмотреть и некоторые другие примеры композитарных конструкций.

Например, как квалифицировать отношения, в целях настоящей работы именуемые “смещенный лизинг”, напоминающие лизинг, но отличающиеся от него тем, что лизингополучатель уплачивает продавцу [13] часть покупной цены? А если лизингополучатель уплачивает продавцу часть арендных платежей? По сути речь идет об отношениях, представляющих собой нечто промежуточное между прямым и “классическим” лизингом.

Какова в этих случаях структура договорных связей? Между какими участниками заключаются договоры, а между какими возникает фактическая внедоговорная связь, “необычность взаимоотношений”? Какие отношения возникают раньше, а какие – позже? Какие отношения являются основными, а какие – вспомогательными? Какой договор считать собственно договором смещенного лизинга (в отличие от всего комплекса отношений между продавцом, лизингодателем и лизингополучателем)? Какова юридическая природа договора смещенного лизинга? Это двух- или трехсторонний договор, типичный или sui generis, самостоятельный (новый) договор или сочетание элементов типичных (уже известных) договоров? Каких элементов в нем больше – вещных или обязательственных? Каким образом осуществлять его публично-правовую квалификацию?

На самом деле при смещенном лизинге имеет место все та же комбинация договоров купли-продажи и аренды с участием тех же композитов, что и при “классическом” лизинге (EC и LC), просто права и обязанности внутри этих композитов распределяются несколько иным образом. При моем подходе, как видим, отпадают многочисленные проблемы, связанные с квалификацией (в том числе публично-правовой) и затрудняющие возникновение и развитие подобных отношений.

Композитарность возможна и при иной комбинации договоров. Например, если вместо купли-продажи заключается договор подряда (locatio-conductio operis), контрагентом подрядчика становится conductor compositus, состоящий из лизингодателя и лизингополучателя, которые определенным образом распределяют между собой права и обязанности заказчика. LC в данном случае состоит из лизингодателя и подрядчика. Здесь также возможны различные варианты распределения прав и обязанностей внутри композитов при сохранении, однако, тех же договоров подряда и аренды.

Также в принципе возможны аналогичные комбинации одноименных договоров.

Какими бы необычными ни казались подобные конструкции, все они характеризуются, между прочим, отсутствием каких-либо лежащих в их основе экономических отношений, существование которых не было бы возможно в отсутствие таких конструкций. “Необычность” заключается не в отношениях между сторонами, а в самих сторонах этих “обычных” отношений (типичных договоров).

Именно композитарность позволяет объективно объяснить экономическую и юридическую природу таких конструкций, четко разграничить их публично- и частноправовые аспекты и избежать как условности, искусственности, асимметрии (столь явной в случае с лизингом), так и необходимости признания возможности существования практически бесконечного множества договоров sui generis (трех- или болеесторонних сделок, особых правовых институтов и т.п.) [14] , не оформляющих, однако, никаких особых экономических отношений.

Все это, в свою очередь, позволяет оптимальным образом вписать лизинг и подобные ему конструкции в систему правового регулирования, что по мере не только появления новых экономических отношений, оформляемых новыми договорами (первичное явление), но и усложнения структуры договорных связей между участниками гражданского оборота (вторичное явление), вероятно, будет приобретать все большую актуальность. При этом предлагаемая теория, снимающая многочисленные проблемы, связанные с квалификацией, могла бы способствовать более свободному возникновению и развитию различных композитарных отношений и при этом позволяла бы избегать все большего отступления от общих правил, установленных применительно к “обычным” договорам, со всеми вытекающими из этого последствиями.

---

[1] Не следует умножать число сущностей сверх необходимого (лат.).

[2] Шаталов С.С. Новая концепция юридической природы лизинговых отношений // Юрист. 2001, №1. С.16 – 26.

[3] См. также там же. С.17 – 18. (О нелогичности особого выделения отношений между какими-либо двумя участниками лизинга.)

[4] Giovanoli M. Le cr'edit-bail (leasing) en Europe: d'eveloppement et nature juridique. - P., 1980. P.366-368.

[5] Ibid. P.56 – 57.

[6] Или какой-либо иной договор по передаче имущества во временное пользование.

[7] Суханов Е.А. Цит. соч. С.130 – 131.

[8] В пределах которого находятся и отношения, оформляемые упоминавшимися договором перевозки, агентским договором, договором доверительного управления имуществом, а также отношения прямого и возвратного лизинга.

[9] Напоминаю, что понимание существа лизинга затрудняется также рядом других взаимообусловленных факторов, рассмотренных выше. Например, если изначально принять за истину, что лизинг – договор по передаче в пользование имущества, осложненный наличием продавца (в чем, по-видимому, единодушны очень многие авторы), и далее уже только (пусть даже по-разному) уточнять и объяснять структуру почему-то именно такой конструкции, то вряд ли такое представление позволит увидеть в лизинге вторичное явление. Необъективное представление лизинга, в свою очередь, может быть в той или иной степени обусловлено всеми остальными факторами. Представляется, что способности противостоять действию этих факторов менее следовало ожидать как раз от «общего права» с его особенностями, в том числе казуистичностью, которое не смогло ясно рассмотреть существа лизинга и правильно оформить его. Интересно, что романо-германское право, заимствовавшее, несмотря на всю свою доктринальность и методичность, допущенную «общим правом» ошибку, испытывает от нее более ощутимые неудобства, что, впрочем, неудивительно в условиях кодифицированной системы права.

[10] Королев С. Нужны новые подходы к лизинговому законодательству // Хозяйство и право. 2001, №9. С.120

[11] См.: Шаталов С.С. Цит. соч. С.24 – 25.

[12] См.: Шаталов С. Лизинг недвижимости и проблемы регистрации (новый взгляд) // Хозяйство и право. 2001, №9. С.125 – 129.

[13] В целях настоящей работы терминами “лизингодатель”, “лизингополучатель” и “продавец” обозначаются также участники сходных с лизингом отношений, имеющие набор прав и обязанностей, сходный с набором прав и обязанностей соответственно лизингодателя, лизингополучателя и продавца – участников лизинга.

[14] Интерпретации лизинга (“подрядного лизинга”) как договора sui generis (трехсторонней сделки, особого правового института и т.п.) опять-таки не свободны от перечисленных недостатков.