Gaidar IEP Structure

Тезисы к докладу «Политико-экономические аспекты борьбы с терроризмом»

Как подчеркивал Хиршляйфер, поставка товаров и услуг – лишь один из видов экономической деятельности и одна из стратегий заработка. Насильственное перераспределение ресурсов было с древнейших времен (набеги, взимание дани) и остается (террор, выбивание помощи и списания долгов) при определенных условиях вполне эффективной стратегией приобретения различных благ (материальных ресурсов и власти). Исследованию таких условий на современных данных посвящено обсуждаемое исследование.

В ходе двух этапов исследования рассматривались различные подходы к анализу причин и стимулов террористической деятельности, а также оппортунистического поведения прессы и политиков: первый, основанный на допущении об универсальной применимости стратегии компромисса, и второй – на классической стратегии «зуб за зуб».

Второй этап исследования был сфокусирован, главным образом, на прикладных проблемах. Прежде всего, на обосновании Policy Advice, прежде всего, для стран с переходной экономикой.

На этом этапе работе были подробнее рассмотрены стимулы, порождаемые действующими институтами армии, полиции и судов и регулирующего их деятельность законодательства.

На основе опыта тех развитых стран, которые имеют позитивные элементы опыта борьбы с террором при сохранении правовых демократий, предложен набор рекомендаций для реформы правоохранительных органов и судебных систем в посткоммунистических странах.
В работе также критически рассмотрен опыт правовых государств последних лет связанный с выбором стратегии борьбы с терроризмом, который не рекомендуется для заимствования.

До середины прошлого века преобладающей стратегией борьбы с терроризмом, равно как и с любыми насильственными преступлениями и проявлениями насилия было ответное насилие, применяемое в более или менее законном порядке государством против насильника, агрессора (в том числе другого государства, банды и т.п.). При этом упорствующего насильника уничтожали, перешедшего на сторону правового государства и склонного к сотрудничеству – поощряли.

Во второй половине ХХ века левыми интеллектуалами обосновывалась необходимость оппортунистического поведения в отношении террористов и тоталитарных государств (несмотря на прецедент умиротворения Гитлера в 1938 г.) и точка зрения, согласно которой сотрудничество и уступки способны без применения насилия изменить стимулы насильников и, как минимум, используя терминологию Олсона, «переквалифицировать их из бродячих бандитов в стационарные».

Следует подчеркнуть, что столь рискованное предложение противоречило опыту борьбы с нацизмом и, впоследствии с СССР, равно как и опыту восстановления власти закона в Германии, Италии и Японии. Оно противоречило практике межгосударственных отношений в течение тысячелетий, когда сильнейшая сторона диктовала условия побежденной, что приводило в ряде случаев к новому устойчивому равновесию.

Альтернативная стратегия, таким образом, нуждалась в глубочайшем научном обосновании, следов которого обзор литературы, проведенный в ходе исследования не выявил (примеры обратного из “Conflict Resolution”, “Public Choice”, Центр по изучению проблем терроризма при Хайфском университете и т.п.).

Несмотря на отсутствие аргументов в пользу такой стратегии, она была взята на вооружение и особенно широко применялась в Израиле, хотя имеется и соответствующий российский опыт (переговоры с мятежниками в Чечне, Хасавюрт). Что, разумеется, не означает иррациональности сторонников такого подхода.

На первом этапе исследования с использованием наилучшего из имеющихся наборов данных по террористической деятельности искались взаимосвязи между активностью террористов и стратегией государства в отношении к террору.

Коллеги, которым было поручено найти статистически значимую связь с любым лагом между тщательно выписанными мирными инициативами и действиями правительства Израиля и снижением террористической активности пришли к выводу об отсутствии такой связи (при любом лаге).

Зато обнаружилась значимая связь (с различными лагами) между мирными инициативами и дальнейшими всплесками террора; между военными акциями возмездия и устрашения и последующими спадами террора.

Статистические связи не предлагаются нами в качестве доказательств (это скорее иллюстрация). Для практического применения факт резкого снижения издержек поставки террора в сочетании с расширением ресурсов и стимулов к террору в результате «мирного процесса» является достаточно содержательным объяснением статистических связей.

Издержки террористов, вынужденных искать средства на вооружение, снаряжение и т.п., на покупку лояльности и т.д. резко снижаются, если правовое государство предоставляет им вооружение и прекращает против них войну (снижая один из основных рисков для лидеров террористов). Предоставление террористам под контроль территории с населением резко снижает их издержки на вербовку рядовых участников террористических формирований, включая «самоубийц». В совокупности такие меры формируют у террористов обоснованные ожидания (не столько адаптивные, сколько рациональные), что, предложив на новом этапе новый, более высокий уровень террора с использованием полученных ресурсов они смогут умножить уступки и получить на порядок большие ресурсы. «Поставка» новой волны террора с сотнями жертв из Туниса, откуда были привезены в Израиль остатки формирований террористов, была технически невозможна.

Исходя из полученных результатов, политика уступок и экономической помощи представляется неэффективным средством предотвращения террора или даже его эскалации. Стратегия насильственного подавления террористической активности не предлагается авторами в качестве универсального и полного решения проблемы, однако она, как представляется, может предотвращать эскалацию террора.

Никакие уступки и никакая помощь не могут изменить стимулов внутри общества, власть в котором основана и легитимизируется насилием. Власть, располагающая силой и не ограниченная законом, имеет возможность захватывать контроль над любой собственностью (делая бессмысленными большую часть долгосрочных, трансакционно емких проектов). Стимулы бандита утверждать и расширять свою власть с помощью внешней агрессии такой стратегией также лишь поощряются (Мюнхенский договор 1938 г.).

Авторам не известен воспроизводимый опыт смены такой власти и построения основ власти закона без широкого применения насилия.

Анализ стимулов политиков, генералов и журналистов правовых демократических стран показал, что при определенных условиях эти стимулы приводят к равновесию с максимальными выигрышами для террористов.

В числе отмеченных причин порождающих такие стимулы выделены:

- ограничения на свободу слова и насаждение господствующей религии и идеологии, основанных на фундаментальном отрицании универсальной морали, а значит, в конечном счете, и права (политическая корректность);
- искажения на медиа-рынках;
- политизация суда (судейский активизм, модель «корпоративной независимости суда» вместо индивидуальной независимости судей, ориентация на равенство вместо справедливости и т.п.);
- ослабление гарантий частной собственности (в частности от обесценения недвижимости при проведении «мирной» или «мультикультуральной» политики).

Как следствие – преследование добросовестных военных, давление на политиков с целью принуждения их к единственному варианту реагирования на террор и т.п.

Для стран с переходной экономикой отмечаются важные элементы американских и израильских институтов, делающих (делавших) государство и его реакцию на террор относительно гибкой и децентрализованной (от широкого распространения оружия и до выборности муниципального полицейского руководителя, вооружение учителей и врачей, жесткость и неотвратимость возмездия в сочетании с поощрением лояльности лиц отошедших от террористической деятельности и т.д.)

В работе обосновывается приоритет гарантий неприкосновенности личности перед ускоренным внедрением институтов выборной демократии (особенно не связанной с обязанностями по уплате налогов), не говоря уже о политкорректности (нормы представительства женщин и т.п.).