Понедельник, 19.01.2004, 00:00
Своим видением экономических результатов прошлого года и перспектив развития с обозревателем «Журнала» Максимом Блантом поделился ректор Академии народного хозяйства при правительстве РФ Владимир Мау.
– Владимир Александрович, есть ли качественное отличие экономического роста в России в 2003 году от роста предыдущих лет?
– В последние годы мы жили в условиях так называемого восстановительного роста. Он, как правило, начинается довольно бурно, но кривая затухающая, то есть в каждый следующий год показатели скромнее, чем в предыдущий. Постепенно, по мере исчерпания ресурсов, высвободившихся во время предшествовавшего кризиса, рост заканчивается. Политически это очень уязвимая точка. После этого рост должен перейти в инвестиционную фазу, когда строятся новые мощности, позволяющие наращивать производство. Возможно, что в России как раз происходит этот поворот. Признаками этого могли бы служить рост инвестиций, ускорение роста ВВП, а также заметное увеличение производства и импорта продукции машиностроения.
– То есть прошлогодний рост не является результатом только высоких цен на нефть?
– Этот фактор важен, но если посмотреть на динамику ВВП и цен на нефть за последние четыре года, то можно убедиться, что там нет жесткой корреляции. Высокие цены, конечно, способствуют росту экономики, но при этом они тормозят ее структурную перестройку. Кроме того, из-за притока в страну валюты происходит укрепление реального курса рубля, а это тормозит производство, ориентированное на внутренний спрос. Так что влияние цен на нефть я бы не считал однозначно положительным.
– Сейчас часто говорится о том, что укрепление реального курса рубля – благо.
– Это зависит от причин. Если в основе лежит приток инвестиций, сопровождающийся повышением производительности труда, оно не опасно. Если же это результат притока не инвестиционной валюты, а экспортной выручки, то укрепление реального курса играет негативную роль. В нашей ситуации отрицательный эффект был сглажен тем, что одновременно с укреплением по отношению к доллару рубль снижался по отношению к евро. При этом значительная часть нашего потребительского импорта все же номинирована в европейской валюте.
– Во втором полугодии, если верить платежному балансу, произошел не просто провал, а отток прямых иностранных инвестиций. В чем причина?
– Самое простое объяснение – несколько возросшая политическая неопределенность и то, что ряд действий властей стал непонятен для бизнеса.
– В прошлом году активно обсуждалась тема природной ренты. Насколько плодотворна идея изымать сверхприбыль компаний, эксплуатирующих природные ресурсы, и направлять ее на структурную перестройку экономики?
– Тут несколько составляющих. Во-первых, надо трезво оценивать, насколько на эту ренту можно полагаться, можно ли на ней выстроить устойчивую стратегию. Ставить свою бюджетную и экономическую политику в зависимость от цен на нефть опасно. Именно этим занимался Советский Союз в 70-е годы, поэтому и рухнул, когда цены упали. Во-вторых, важно, на что тратятся сверхдоходы, которые можно и нужно изымать. Если на снижение других налогов, это неплохо. Если же на перераспределение денег в пользу других секторов, можно с уверенностью сказать, что подобная практика способствовала бы только снижению эффективности отечественной экономики. В-третьих, принципиально важен механизм извлечения сверхдоходов в бюджет. Отказываться от логики нынешнего налога на добычу полезных ископаемых и пытаться облагать каждую скважину в зависимости от ее продуктивности крайне опасно, поскольку такой путь очень сильно стимулирует коррупцию.
– Какие вы видите угрозы, внешние и внутренние, для развития российской экономики в наступившем году?
– Высокие цены на нефть все больше становятся бременем, а не благом для российской экономики. Естественно, любые формы внешней валютной дестабилизации. И наконец, политическая дестабилизация. С этой стороны наша экономика очень уязвима и сильно зависит от политики, поэтому ослабление предсказуемости опасно.